Пресса
Газета "Культура"
Алексей ЗВЕРЕВ
ИНФАНТА
Тема и вариации Натальи Гребенкиной
Ее появление в Театре на Покровке было броским, ярким: ликующая "Тарантелла" Гаврилина, упоенный танец, чуть лукавая, совсем детская улыбка прелестной семнадцатилетней воспитанницы, и не подозревающей, какими печальными событиями заполнится воссозданный Тургеневым "Месяц в деревне". Может быть, слишком приученные воспринимать ее героиню Верочку в качестве персонажа второго плана, лишь оттеняющего драматическую историю Натальи Петровны, зрители не сразу постигают, что в спектакле С.Арцибашева основной художественный ход впрямую соотносится как раз с первой. Ее судьба, всего мгновение назад обещавшая исполнение самых романтических грез, оборачивается тривиальной, но оттого не менее болезненно ранящей историей несостоявшейся мечты.
За считанные миги шаловливый, беспечный ребенок взрослеет, открывая, как немилосерден, как бесконечно печален мир. Это превращение, эту сокровенную тургеневскую тему Наталья Гребенкина передала без тени аффектации. Минимум внешней экспрессии даже в той сцене, когда ей впервые открывается, до чего далеко способна завести ревность ту, пред кем она благоговела, и что ее собственное чувство останется без ответа. Но куда ушли порывистость и легкость, и где они, эти сияющие глаза? Скованные движения, потухший взгляд, в котором притаилось так много - непримиренность, безысходность, обида. По сути, целая жизнь сыграна за полтора часа, что идет комедия. Печальная комедия, каковой "Месяц в деревне" и был задуман автором и каковой, что не так часто случается, стал на сцене - прежде всего потому, что в нем такая Верочка и такая Наталья Петровна (Елена Стародуб).
Говорят, на первых спектаклях этого чувства не возникало. Значит, за несколько сезонов в труппе Арцибашева молодая актриса сильно прибавила. Заметили ее сразу, когда после Екатеринбургского училища она начала играть на Покровке. Отмечали одаренность, но будущее оценивали осторожно: слишком часто бывало, что авансы не оправдывались. Ждали работ, которые позволили бы судить о ее потенциале с определенностью. Теперь, когда Наталья Гребенкина сыграла Ирину в "Трех сестрах" и, уже в этом сезоне, Офелию, кажется, пришло время сказать, что пробужденные ею надежды были не напрасными. Ее артистическая индивидуальность определилась, вызывая совершенно ясные ассоциации. И определилась ее тема, которая в разной аранжировке звучит из спектакля в спектакль.
Что до ассоциаций, для меня самая устойчивая (и больше всего говорящая о творческих особенностях этой актрисы) - цветаевская Сонечка. В "Пленном духе", спектакле по стихам, прозе и письмам Цветаевой, Наталья Гребенкина предстает в облике той, кому юный Антокольский посвятил "Куклу Инфанты" и о ком у Цветаевой, варьирующей ту же метафору, говорится, что "она плакала по-моцартовски". То есть поразительным образом сохраняя естественную грацию и невыдуманность, детскую незамутненность переживания, хотя находится "в самом сердце фальши: театре".
О спектакле можно сказать много добрых слов, не меньше и критических - они будут относиться и к инсценировке, и к постановке. Но что-то запоминается накрепко, Сонечка - тоже. Не оттого, что это самый яркий сценический образ Гребенкиной, а оттого, что на сцене она ведь тоже Инфанта, актриса, которой (пользуюсь цветаевским определением) присуща прежде всего "особость: опасность особости".
Да, это опасность, которая состоит в нежелании, неумении "только являться, представлять, проходить, произносить", в способности каждой роли отдавать что-то сокровенное. Сейчас такие дарования, мягко говоря, не востребованы сполна. А часто провоцируют те же скептические оценки, как те, что вызывала восемьдесят лет назад Сонечка Голлидэй: "Очень талантливая, но, знаете, актриса только на свои роли... Не играет вовсе... просто живет".
После Офелии и Ирины разговоры в таком же духе не прекратились, хотя их стало поменьше. Видимо, из-за того, что лейтмотив сценического творчества Натальи Гребенкиной в этих двух ролях проступил уж слишком отчетливо и прозвучал с такой пронзительностью, когда понимающий отзвук приходит сам собой. Об этом лейтмотиве лучше всего, пожалуй, сказать стихами из "Повести о Сонечке", они там приведены как память о погибшем в бою офицере Добровольческой армии: "Игрушка - болтовня - цветок - анахронизм, - Бесцельная весна - чье имя - Романтизм". Оба самых глубоких образа, созданных Н.Гребенкиной, романтичны как раз в этом понимании. С непременным присутствием чего-то игрушечного, хрупкого, эфемерного перед лицом такой неромантичной жизни. И с оттенком вызывающей бесцельности, практической неприложимости, потому что эта романтика самоценна именно оттого, что жизнь так целенаправленно старается с нею покончить.
Но Инфанта, "единая под множеством имен", все равно пробуждает у Карлика решимость взойти ради нее на костер. И романтический сюжет все так же неисчерпаем даже в наше время прагматики и цинизма. И "особость", которой отмечена актриса, играющая этот вечный, как жизнь, сюжет, - не то же ли самое, что отмеченность, избранность для больших артистических свершений, какими бы опасностями не изобиловал путь к ним?
Журнал Огонёк
Борис МИНАЕВ
В РОЛИ ЖЕНЩИНЫ
Тяжелое это дело, -- выпивать с актерами после премьеры! И не потому, что они якобы много пьют (есть в народе такая легенда). Пьют, как обычные интеллигентные люди, и ничем внешне театральный банкет от любого другого не отличается. Конечно, попал я туда совершенно случайно, и писать об этом факте как бы даже и не совсем прилично, но для рецензии необходимо (вы потом поймете почему).
...Тяжелое оно, это дело, в том смысле, что тебя -- рядового зрителя -- вдруг начинают со страшной силой обуревать разные чувства. Сначала ужасно хочется сказать что-то, даже крикнуть (типа «Гениально!»), но тут же начинают мучить сомнения: а кто я, собственно, такой и не будет ли это пошло? (Для тех, кому суждено на подобный банкет попасть, отмечу специально: нет, не будет.) Потом вдруг мучительно начинаешь чувствовать себя чужим. Но самое главное не это... А то, что отмечают свою маленькую победу актеры и режиссеры ну точно так же, как какая-нибудь спортивная команда или коллектив проектного бюро. Отмечают вклад всех и каждого. Особенно долго говорят про главного. Но обязательно не забудут и про технических работников. А ты стоишь и думаешь: а где же это чудо, эта сказка, эти странные волшебные люди, которые вот только что были -- где они? И становится не то чтобы грустно, а как бы это сказать... удивительно.
Но в тот раз удивление мое было не просто печальным или философским, а в некоторой степени трагическим. Я смотрел на исполнительницу главной роли в спектакле «Последние страницы из дневника женщины» Наталью Гребенкину и никак не мог понять: куда она делась? Нет, она была тут, по-прежнему красивая и обаятельная, умно говорила, красиво курила, красиво смеялась, но это был совершенно другой человек. Той женщины, которая меня абсолютно околдовала, можно сказать откровенно, обольстила и даже заставила забыть про некоторые рамки приличий, не было тут вовсе. Была обычная современная... ну да, красавица. В каком-то смысле красотка. Но той боли, почти физической, которую я испытывал только что, когда ее на сцене вдруг загораживал другой актер (а я сидел сбоку), когда она поворачивала голову, садилась нога на ногу, смотрела на меня (а я сидел в первом ряду), плакала -- вот это физическое чувство исчезло. Куда, спрашивается?
В спектакле Андрея Максимова в Театре на Покровке (инсценировку по повести Валерия Брюсова написал он же) Наташа играет... женщину. В программке так и обозначено: «Наташа, женщина». И это не есть некая вульгарная метафора, или патетика. В программке прописана чистая правда -- женский монолог, длящийся без перерыва час сорок, настолько увлекателен, настолько откровенен и бесстыден, что ни на что другое почти не обращаешь внимания. В какой-то момент даже страшно становится -- а вообще надо ли так?.. То ли истерика, то ли кокетство, то ли естество, которые здесь, на крошечной, уютной сцене, может быть, самого уютного театра в Москве, вылезли наружу из глубины интонации и расположились поверх всего -- поверх всей сегодняшней полублагополучной, полунеустойчивой жизни. Все остальное -- трое мужчин и одна совсем юная девушка, загадочная и манерная, полудетективная история в духе начала века, рассказанная Брюсовым (или Максимовым) -- лишь рамка, фон для главного. А главное -- вот это ощущение дикого любопытства, смешанного с неловкостью, как будто подслушал что-то такое о женщине, чего узнать был не должен. Никогда.
Поначалу, впрочем, история раздражает. Богатая дама, ее наследство, ее кузина на содержании, два любовника -- старый и молодой, идеально вежливый дознаватель в отлично сидящем старинном сюртуке. Не наша жизнь, не наши проблемы. Но с каждым шагом, взглядом, жестом исполнительницы «роли женщины» тебя начинает как бы слегка мутить, появляется вот это чувство скольжения... Скольжения в неведомую зону -- зону риска. Где женская манерность, наигранность, даже вульгарность становятся сухими оболочками, шелухой чего-то страшно живого, порой просто страшного, и абсолютно не прописанного нигде -- ни в тексте, ни в нашей жизни. Ни в программке. Самый эротичный эпизод (в спектакле, где, кстати, напрочь отсутствует прямая эротика) -- рассказ о том, как женщина в отчаянии вышла на улицу просто гулять. Ночью на улицу одна. И вот тут понимаешь: это была другая эротика, эротика наглухо застегнутых платьев, одиноких прогулок без спутника, это другие рамки приличий, это другие люди, это другие чувства, чувства, действительно доводящие до самоубийства, это другая любовь, похожая на пытку длиной в жизнь. Можно ли выйти из такой роли? Наверное, теоретически можно -- актриса была загримирована, голос шел по режиссерской партитуре. Но какое-то странное чувство все же осталось -- а где же та женщина? Неужели ее можно вот так взять и спрятать (сложить в сумочку, карман)? Говорить что-либо после премьеры Наташе Гребенкиной я не стал. Потому что было не очень понятно -- кому говорить? За то время, пока она шла сюда из гримерки, прошло сто лет. Это единственное разумное объяснение.
В материале использованы фотографии: Сергея ЧУДАКОВА
Новая газета
Елена РАЧЕВА
4.10.2004
ГИРЯ В СТИЛЕ АР-НУВО
Телеведущий и режиссер Андрей Максимов поставил на сцене Театра на Покровке дневник. Дневник женский, но написанный мужчиной. Написанный в 1910-м, но современный. На сцене театра — «Последние страницы из дневника женщины» Валерия Брюсова.
– Мой муж был убит тяжелой гимнастической гирей, — зачитывает фразу из дневника бесстрастный женский голос. И тут же углубляет красоту несчастья, выкрикивая с истерическими нотками:
— Мой! Муж! Был убит! Гимнастической гирей!
На сцене — любовный треугольник: Наталья (Наталья Гребенкина) — «черная роза» московского декаданса, блестящая, обольстительная, готовая искать идеал в двух, трех мужчинах одновременно. Впрочем, тогда это называлось «ловить миги». И двое мужчин, один из которых стал убийцей ее мужа, а второй — ее собственной жертвой.
В отличие от брюсовского «Огненного ангела», недавно поставленного в Большом театре в декорациях, варьирующихся от советской коммунальной квартиры до советского же концлагеря, «Последние страницы…» поставлены в классически декадентской атмосфере, среди развешанных по сцене вязаных шалей, засушенных роз, плетеных качалок, карнавальных масок. Зловеще блещет пистолет 1900-х — впрочем, он так и не выстрелит.
В центре сцены подвешен гамак: он бесхребетен, бескостен, коварен. Он служит ширмой, лежанкой, сиденьем, ловушкой. А в финале — сетью, накрывающей пойманного преступника.
Сквозь крупную сетку гамака и черное кружево наряда героини проглядывает мир русского декаданса.
Слова и поступки всех персонажей оценивает следователь (Сергей Чудаков), ведущий дело об убийстве мужа Натальи. «Кому в наше время можно жаловаться на правосудие?» — вопрошает он — и по залу проносится смех узнавания.
Героиня мечется, разрываясь между ницшеанским ремнем свободного художника и легковесной прелестью перышка наивного революционера Володи. Один из них оказывается убийцей. Второй сводит счеты с жизнью. И Наталья, узнавшая об этом, движется по сцене в танце, напоминающем движения сломанной механической куклы. Но страсти 1900-х вызывают у зрителей легкую улыбку непонимания. А развязка — отъезд Натальи за границу в обществе кузины Лидочки, признавшейся ей в любви, совсем не шокирует. А во времена Брюсова первый тираж новеллы был подвергнут аресту…
В постановке Андрея Максимова брюсовский сюжет стал жестоким романсом. Изящным, пародийным, ностальгическим.
Учительская газета
Леонид ГУРЕВИЧ
НАТАЛЬЯ ГРЕБЕНКИНА: У МЕНЯ В ЖИЗНИ БЫЛО ЧУДО
Признаюсь, что до недавнего времени не бывал в Театре на Покровке. А тут как-то появилась возможность посмотреть несколько спектаклей. В двух из них главные роли играла Наталья Гребенкина. Эта актриса меня околдовала и потрясла. Наталья в спектакле «Последние страницы из дневника женщины» и Лика в постановке «Мой бедный Марат» ею были сыграны, да нет, прожиты так, что я забывал, что нахожусь в зрительном зале, настолько органичной и естественной была она на сцене. В ее театральном послужном списке Мария Антоновна в «Ревизоре» и Негина в «Талантах и поклонниках», Офелия в «Гамлете» и Ирина и Маша в «Трех сестрах», Арманда в «Кабале святош» и Марья Петровна в «Дикарке», Агафья Тихоновна в «Женитьбе» и Женщина в «Феноменах»... Еще актриса снялась во многих телесериалах, таких, как «Парижский антиквар» и «Вкус убийства», «Сыщики-3» и «Наваждение», «Свой человек» и «Двойная ошибка»... В ней явно видны артистическая индивидуальность и яркий, бьющий через край талант. Поэтому с таким нескрываемым удовольствием договаривался о встрече с этой актрисой и просто очень красивой женщиной.
- Наташа, назовите последний фильм с вашим участием. — Не так давно закончила сниматься в восьмисерийном сериале «Тотализатор», где сыграла главную роль. Картину поставил режиссер Владимир Крупницкий. Уверена, что он зрителям понравится. В нем есть все для того, чтобы его было интересно смотреть. А нам, артистам, было очень интересно в нем сниматься. Сейчас озвучиваю сериал «Свой человек», где играю Валентину.
— А где вы появились впервые? — В фильме «Парижский антиквар» Игорь Шевлак доверил мне роль вдовы. Когда получила приглашение, то очень волновалась, потому что до этого опыта работы в кино и на телевидении не было. Но порадовало, что сначала у меня был только один эпизод, а после того, как отработали съемочный день, для меня специально дописали еще одну сцену.
— Вам везло с партнерами? — Не могу сказать, что работала с очень известными актерами, но те, кто имел уже опыт съемок, мне помогали. Например, на съемках «Наваждения» моим партнером был питерский актер Андрей Краско (известный по сериалу «Агент национальной безопасности»). Он играл роль моего мужа. Андрей оказался потрясающим человеком, несуетливым, спокойным, обаятельным. Да и с другими моими партнерами у меня обычно складывались добрые человеческие отношения.
— Скажите, среди режиссеров, с кем вы работали, есть люди, близкие к вашему идеалу в этой профессии? — Мне сложно говорить о кинорежиссерах, потому что я еще не очень много сыграла в кино. Что касается театра, то, конечно же, это режиссер нашего театра, наш мастер Сергей Николаевич Арцибашев, который дал мне, как актрисе, очень и очень много. В последнее время, к огромному сожалению, мы с ним работаем намного меньше, потому что он сейчас очень занят в Театре имени Маяковского. И еще мне также очень интересно было работать с Андреем Максимовым, с которым мы выпустили спектакль «Последние страницы из дневника женщины».
— Наташа, вы, конечно, знаете, что очень красивы. Но вы бы согласились сыграть возрастную роль, к примеру, какую-нибудь старуху Изергиль? — Согласилась, мне бы это было очень интересно. Хочется играть все то, чего еще не было в моем репертуаре. Пусть это будет какая-нибудь стервозная особа или с сумасшедшинкой, с каким-то дефектом, некрасивая. Внешность моей героини меня совершенно не пугает.
— После съемок с кем-нибудь из актеров поддерживаете отношения, или снялись — и разъехались? — В «Наваждении» я сыграла маму главной героини, роль которой исполнила молодая, но уже известная актриса Таня Арнгольц. У нас с ней остались дружеские отношения. Это замечательный человек, с которым приятно общаться. Добрые отношения у меня остались с Аней Легчиловой, которая была режиссером двух сериалов, где я снялась. Вместе с Таней они приходили ко мне в театр, смотрели спектакль с моим участием.
— С Легчиловой вы познакомились на съемках? — Гораздо раньше. Она давно собиралась снимать свой первый фильм «Хлопушка», у нее был готов сценарий полнометражной картины, и Анна пригласила меня на пробы. У нас сразу произошел контакт, но, к сожалению, я не смогла работать в этом фильме, потому что в это самое время получила приглашение на три месяца во Францию. Потом я узнала, что и у нее тоже что-то не сложилось. Но впоследствии все-таки снялась у Анны в двух сериалах. Аня сама актриса, и она точно, конкретно выражает то, что хочет от актера. Причем делает это тонко, тактично. Кстати, в детективном сериале «Вкус убийства» мне пришлось играть некрасивую, забитую мужем и жизнью женщину, которая давно уже махнула на себя. Вечно она ходила с синяком под глазом, который ей то и дело ставил муж. Его играл замечательный актер Анатолий Белый. Следом вышел сериал «Наваждение», и я тоже с большим удовольствием снималась у Ани.
— Вы закончили московский театральный вуз? — Я училась в Екатеринбургском театральном институте, который закончила в 1992 году. Меня приглашали в Челябинск, я подумывала о том, чтобы поехать в Смоленск, показывалась в Рижском театре, но мой педагог Аркадий Анатольевич Праудин, работающий сейчас в Санкт-Петербурге, посоветовал, не раздумывая, ехать в Москву. Здесь у меня никого не было, но мне было всего двадцать лет, в этом возрасте все немного авантюристы, так что я собрала свой чемоданчик и отправилась покорять столицу. Остановилась у друзей и стала показываться в московские театры. Как-то мой приятель посоветовал пойти посмотреть, как репетирует Сергей Николаевич Арцибашев. Я посмотрела репетицию «Бесов» и поняла, что хочу работать только с этим режиссером. Первой моей ролью была Верочка в спектакле «Месяц в деревне», кстати, с этой ролью меня выдвигали на премию «Хрустальная Турандот» в номинации «Лучший дебют». Сергей Николаевич оказался именно «моим» режиссером. Еще мне повезло, что меня замечательно приняла труппа.
— И никогда не хотелось выйти на большую сцену? Ведь Театр на Покровке все-таки маленький, и сцена — это не то, что, например, в Театре имени Маяковского. — Когда в 1992 году попала к Арцибашеву, то не думала, как буду строить свою карьеру, долгое время не показывалась в театральных агентствах, наивно предполагая, что, кому надо, оценят меня и предложат роли. Лишь потом поняла, что своим продвижением должна заниматься сама.
— Какая героиня, которую вы играете, наиболее близка вам по характеру? — Наталья в «Последних страницах из дневника женщины». С этим спектаклем связана, на мой взгляд, мистическая история. На третьем курсе института я выбрала для экзамена по сценической речи отрывок из «Последних страниц» Валерия Брюсова. Этот материал мне и тогда очень нравился. С этим отрывком я показывалась Сергею Николаевичу Арцибашеву, а через двенадцать лет этот материал ко мне вернулся вновь.
— Когда я смотрел этот спектакль, в качестве зрителя в зале присутствовал Олег Павлович Табаков с женой Мариной Зудиной. Очень волновались? — То, что они в зале, я узнала, когда начался спектакль. Разумеется, я чувствовала особую ответственность, хотелось сыграть особенно достойно, но меня никогда не пугает присутствие таких людей, просто интересно следить за их реакцией. — Наташа, поделитесь секретами, с помощью которых вы поддерживаете свою красоту, как вам удается оставаться в такой замечательной форме. Женская часть аудитории не простила бы мне, если бы я не задал этого вопроса, пусть даже он звучит и банально. — Каждая актриса, как и каждая женщина, знает секреты своего обаяния, что сделать, чтобы лучше выглядеть. Но я ни на какой диете не сижу, просто «слежу за своей тарелкой», стараюсь не есть жирного, жареного, поменьше сладкого, мучного и т.д. Хотя и в школе, и в институте, и в первые годы работы в театре я была очень худая и мечтала... поправиться. Это мне удалось. И я себя сейчас устраиваю. Большое внимание уделяю уходу за телом и кожей. У меня вся ванная заставлена различными кремами, лосьонами, гелями для душа, шампунями...Самый главный человек, который заставляет меня оставаться в форме, — это муж Сергей. Он танцовщик-хореограф, ему 43 года, но больше 33 лет ему не дают.
— Говорят, детство человека формирует его будущее. Каким было ваше детство? — Я из Владикавказа, из Северной Осетии, тогда город назывался Орджоникидзе. Отец — инженер-конструктор, мама — рабочая, сейчас я их, кстати, забрала к себе в Москву. Старший брат Александр тоже живет в Москве, занимается бизнесом. Очень большое влияние на меня оказала бабушка, она из терских казачек, была очень интересным человеком. В войну одна подняла двоих сыновей, была очень сильной, целеустремленной, волевой. И мне вся родня сейчас говорит, что я похожа на нее. Бабушка учила меня читать, каждое лето возила на море, занималась со мной. Когда она умерла, мы стали разбирать ее вещи. Среди них попались несколько писем от дедушки с фронта, которого я никогда не видела, он пропал без вести в 43-м году. На пожелтевших от времени листочках бумаги было написано о войне, о том, как продвигается его часть. Но мне особенно запомнилось, что он хвалил бабушку за то, что она водит сыновей в театр. Он писал, что «театр — это очень важно для детей, обязательно продолжай это делать, потому что там они получат то, что не могут получить в обычной жизни». «Монолог о театре» в письме с фронта занимает большую часть листа. Когда я читала это письмо, то думала о связи времен. В то время я уже училась в театральном институте. Разве мог мой дед на войне подумать о том, что когда-нибудь его внучка станет актрисой? — Почему вы выбрали именно театральный? Никто не удивлялся вашему выбору? — Я никогда не занималась ни в театральных студиях, ни в театральных кружках. Но всегда, сколько себя помню, хотела быть только актрисой и никем другим. Осталась одна фотография, на которой мне лет десять-одиннадцать. У меня там очень строгий взгляд, поднятый подбородок. На обороте фотографии моим детским почерком написано: «Все равно буду актрисой!». И я ею стала.
— У вас необычайная пластика, грация. Вы занимались спортом? — Чем я только не увлекалась! Занималась музыкой, художественной гимнастикой. Но бросила, потому что пришло увлечение бальными танцами. Я пропадала на занятиях постоянно, особенно любила танцевать ча-ча-ча, самбу, джайв, румбу. — Чем вас покорил ваш будущий муж? Кстати, Сергей ваш второй муж? — Да, первый раз я вышла замуж за своего однокурсника, но вскоре мы поняли, что нас ничего не связывает, и он уехал к себе домой во Владивосток. С Сережей мы познакомились на телевидении. Была такая передача «50х50», отмечалось ее пятилетие. От нашего театра мы поздравляли передачу с юбилеем. Там на съемках и познакомились. Сначала жили гражданским браком, потом он уехал в Германию. Я думала, что все между нами закончилось. Но через девять лет, то есть два года назад, мы с ним все-таки поженились.
— Наташа, а о детях не задумывались? — Думаю, что уже созрела для этого. Школьницей почему-то была уверена, что у меня обязательно будет трое детей. А теперь хотя бы одного вырастить. Самое главное, чтобы твой ребенок стал достойным человеком. — Какой подарок в день рождения для вас самый дорогой? — Для меня главное то, что в день рождения, 18 сентября, дома не умолкает телефон. Звонят родные, близкие, друзья, даже те, с кем приходится общаться достаточно редко, из других городов, из других стран, и я слышу в трубке теплые слова. Мне хорошо оттого, что меня помнят, любят, и это является самым лучшим подарком.
— Были ли у вас в жизни события, которые потрясли до глубины души? — У меня в жизни произошло настоящее чудо. Мне долгое время приходилось жить у друзей, снимать углы, комнаты, квартиры. Понятно, что на зарплату актрисы театра купить квартиру не могла. Но совершенно неожиданно встретились два человека, мужчина и женщина, я не буду называть их фамилии, мужчина — человек очень известный, которые подарили мне однокомнатную квартиру. Когда я спросила, как могу с ними расплатиться, услышала ответ: «Наташа, просто будь счастлива»...
Журнал "ТЕАТР" Жанна ФИЛАТОВА
У каждой медали - две стороны. Кажется, что все без исключения актеры и актрисы, как молодые, так и не очень, мечтают работать если не в академических, то, по крайней мере, в больших театрах. В таких, где зал заполняют несколько сотен зрителей, где на сцену может выехать настоящий автомобиль или выйти полсотни статистов и где важно носят себя увенчанные всевозможными лаврами звезды. Когда же подобные актерские мечты сбываются, то оказывается, что не все так уж хорошо в больших театрах. Годами, а иногда и десятилетиями приходится ждать главную роль, которая может все перевернуть в актерской судьбе, а может и ничего не изменить. И тогда опять наступает ожидание - долгое, мучительное, неопределенное. Жизнь же маленьких театров совсем иная. Пусть там и зал на сто человек, и труппа невелика, и нет выстроившихся в ряд администраторов и билетеров, зато для каждого артиста есть роли. Да еще такие, которые и не снились многим коллегам из академических и просто больших театров.
Мало найдется сегодня столичных актрис, способных похвастаться послужным списком ролей, который имеется у актрисы Театра на Покровке, в прошлом выпускницы Екатеринбургского театрального училища Натальи Гребенкиной. Зрители могут увидеть Гребенкину в таких ролях, как Нсгина в «Талантах и поклонниках» и Марья Петровна в «Дикарке» Островского, Аманда Бежар в «Кабале святош» Булгакова, Наталья Петровна в «Месяце в деревне» Тургенева, Лика в «Моем бедном Марате» Арбузова, Офелия в «Гамлете» Шекспира, Агафья Тихоновна в «Женитьбе» и Марья Антоновна в «Ревизоре» Гоголя, Маша в «Трех сестрах» Чехова, Ларичева в «Феноменах» Горина, Наталья в «Последних страницах из дневника женщины» Брюсова. Почти все роли созданы с художественным руководителем театра Сергеем Арцибашевым.
Ее романтическая внешность, красивый голос, всегда точная, выразительная и неброская пластика словно обрекли актрису на амплуа героини. Но и здесь феномен маленького театра проявил свою незаурядность. Наряду с ролями тургеневских барышень и рафинированных красавиц Наталья Гребенкина получила возможность блеснуть в ролях острохарактерных, дать своему таланту возможность раскрыть тот потенциал, который зачастую оказывается невостребованным у актрис ее плана. Гоголевские персонажи Гребенкиной Агафья Тихоновна и Марья Антоновна или Ларичева из «Феноменов» обладают тем редким комедийным обаянием, которое не делает рисунок роли карикатурным, а напротив, дарит героиням трогательную простоту, узнаваемость и почти детскую наивность.
Наталья Гребенкина относится к тому редкому типу актрис, с каждой новой ролью, с каждой новой работой в театре обретающих, а вернее, создающих свою неповторимую ауру, которую часто называют актерской магией. Она может исчезнуть с годами, а может стать тем едва ощутимым нюансом, что станет неотъемлемой частью настоящего таланта. Хочется верить, что Наталье Гребенкиной удастся сохранить свою магию. Ведь актриса использует каждый подаренный ей судьбою шанс. Когда-то давно одной из ее первых ролей на сцене Театра на Покровке была Верочка в «Месяце в деревне» Тургенева. С этой роли театральная Москва и заговорила о молодой одаренной актрисе. Сегодня Гребенкина в этом спектакле уже играет Наталью Петровну. И дело здесь не в возрасте, просто тридцатичетырехлетняя Наталья Гребенкина готова к масштабным ролям классического и современного репертуара, а значит, открыта для сценических экспериментов, с которыми на своем творческом пути неминуемо сталкивается каждая большая актриса. Так что размер театра для настоящего таланта не имеет никакого значения.
